Панель под руками дрожала. Ладони словно прилипли к ней и не желали отклеиваться.

— Есть переход! Даю рассогласование по источникам.

Свечение на экранах погасло. Теперь на них переливалась лишь серая муть подпространства.

Левая рука вздрогнула и оторвалась от сенсора. Через мгновение то же случилось и с правой…

— Есть рассогласование контура… Проход подтверждён. Трасса построена. Ориентировочное время прибытия — девятнадцать часов двадцать минут…

Я чувствовал себя выжатым, как лимон, и высушенным, как выброшенная на берег медуза. Все силы ушли на поддержку баланса между двумя «абсолютно равными» энергоисточниками. Эксперимент на реальных объектах оказался успешным, но только, наверное, я один знал, что всё висело на волоске до самой последней секунды. Рассогласование двух энергопотоков было настолько мизерным, что даже компьютер его не заметил. В отличие от меня, попавшего в эту передрягу, как кур в ощип.

Вокруг царило радостное оживление, учёные делились эмоциями от удачно проведённого эксперимента, капитан-бригадир Виллем принимал доклады с постов БЧ и от командиров пристыкованных к станции «Авроры», «Варяга» и «Скарамуша», офицеры ЦП сдержанно поздравляли друг друга, «искин» раз за разом повторял очевидное «станция в гиперпространстве», и останавливать его никто не пытался…

Мне было всё равно. Внутри у меня словно бы что-то оборвалось.

— Виллем, оповестите меня за два часа до прибытия.

— Да, экселенц…

На «Приме» мне выделили «адмиральскую» каюту.

Кровать там имелась.

Я рухнул на неё, не раздеваясь, и почти сразу же отрубился…

Мне снились сны.

Сначала мне приснилась Паорэ. Она танцевала канкан в кабаре наподобие «Мулен-Руж», в сексапильном белье со всякими там подвязочками и кружавчиками. Я пытался залезть к ней на сцену, но меня постоянно стаскивали назад в зал. Затем мы с ней куда-то бежали, за нами гнались, мы отстреливались из бластеров, прятались под каким-то мостом и занимались между делом любовью.

Потом Пао привела меня в жутко богатый дом и сказала, что здесь живут её родители, и если они увидят нас вместе, то заставят меня жениться на ней. Я был ни разу не против, но она сказала, что замуж не хочет, а хочет просто потрахаться.

Против этого я возражал ещё меньше, но Паорэ неожиданно превратилась в герцогиню Ван Тиль и сообщила, что она уже замужем и что её муж негодяй и хочет нас уничтожить. Я в ответ предложил самим уничтожить его, но Анцилла сказала, что сейчас это невозможно, нам надо тренироваться.

И мы стали тренироваться.

На нас пёрли танки с крестами на башнях, следом, прикрываясь бронёй, двигались пехотинцы в фельдграу. Я строчил по фашистам из пулемёта, герцогиня грязно ругалась и палила по танкам из ПТР. В форме РККА с двумя кубарями в петлицах она выглядела восхитительно. Да и стреляла тоже. После каждого выстрела очередной вражеский танк разлетался на куски, как от попадания гаубичного снаряда. Это было красиво и духоподъёмно, но танки всё не кончались и не кончались, как не кончалась и идущая за ними пехота. Мы валили их тысячами, вокруг всё горело и плавилось, воздух превратился в сплошную пелену чёрного дыма, а раскаленные докрасна стволы пулемёта и противотанкового ружья продолжали изрыгать из себя несущие смерть пули.

А потом всё вдруг резко закончилось. Анцилла превратилась обратно в Паоре, мы вновь оказались в доме её родителей, и она заявила, что если уж мне так хочется, я должен жениться на герцогине, что они, типа, астральные сёстры, поэтому легко могут меняться телами, и это будет довольно прикольно, потому что теперь, лишённый барьерной энергии, я никогда не сумею точно определить, кто есть кто…

Проснулся я в холодном поту.

Часы показывали минус три оборота минутной стрелки до времени Ч.

Сны не обманывали.

Во мне сейчас действительно не было ни грана барьерной энергии, за десять с лишним часов она так и не восстановилась. А ещё я вдруг осознал, что у меня уже больше месяца не было женщины…

Для выхода из гиперпространства включать генераторы не понадобилось. Точнее, понадобилось, но в нерезонансном режиме и только один из двух. Выходные ворота формировались полуавтоматически, по сигналу любого генерирующего устройства, и строго в размер объекта, «выбрасываемого» в привычную 3d-метрику.

То, что наш объект состоял из трёх кораблей и одной станции, пространство не волновало. С точки зрения подпространственной физики, он являлся единым телом, «случайно» попавшим на «идеально кривую» гравиповерхность, и, чтобы не провоцировать дальнейшие возмущения, его следовало удалить с этой поверхности как можно скорее. На этом, собственно, и строилась теория и практика сверхсветового движения звездолётов. Самое сложное и энергозатратное — это попасть на нужную гравитационную линию, а свалиться с неё — дело пары секунд…

В систему Мегадеи, по ощущениям, мы вывалились мгновенно и довольно удачно — всего в двухстах тинах от УБК стопланетников, дежурящих возле ещё не сформировавшихся до конца стационарных ворот дома Ван Тиль.

— Центральное орудие, товсь!.. Огонь!..

Первым же выстрелом главный калибр «Примы» распылил на атомы три вражеских крейсера.

По-моему они даже сообразить ничего не успели.

Четыре оставшихся попытались организованно отойти в тень планеты, однако времени на раскачку мы им не дали. Все имеющиеся на борту истребители — полное крыло, тридцать шесть машин — покинули станцию меньше чем за минуту. По шлюзам их рассредоточили ещё в гипере, поэтому со скоростью вылета никаких проблем не возникло.

Против одновременной атаки сразу трёх эскадрилий четыре «Жнеца» не имели ни единого шанса. Их даже добивать со станции не потребовалось. Плазменные и гравиторпеды разнесли их на кучу обломков. Наши потери составили всего пять повреждённых машин и ни одного погибшего пилота (все успели катапультироваться).

Ни «Варяг», ни «Аврора», ни «Скарамуш» в этом побоище не участвовали. Отстыковавшись от «Примы», они отправились громить десантные посудины федератов. Антиэлектропушки в этой операции не задействовали. Во-первых, потому что их энергоисточники питали генераторы гиперполя и перевести их в номинальный режим просто не было времени, а во-вторых, справиться с лишившимися охранения вражескими УДК два наших крейсера могли без особых усилий.

Так в итоге и получилось. Пять кораблей были просто расстреляны с дальней дистанции, как на учениях. Остальные, осознав бесполезность сопротивления, «выкинули белый флаг». На каждый отправили по призовой команде, а затем перешли к следующему этапу «Нежданчика» (такое название наша операция получила позднее, по итогам сражения).

Пока «Прима» не спеша «подгребала» к геостационару над космодромом, «Скарамуш» выпустил целый рой дронов-разведчиков, а «Варяг» и «Аврора», получив картинку, врезали по наземным целям с орбиты.

Дальше всё пошло по накатанной. Батальон под командой капитана Лайерса высадился на поверхность и занял несколько ключевых точек в районе реактора. После недолгого боя удалось выбить противника с космодрома, и где-то через полчаса туда потоком пошли десботы и шаттлы со станции с боевыми машинами и штурмовой пехотой на борту. Ещё через полчаса остатки вражеского десанта сдались.

Я высаживался на Мегадею в первой волне, передав общее командование экспедиционными силами капитан-бригадиру Виллему. После очистки низких орбит от кораблей федератов их поражение стало практически неизбежным, а просто смотреть сверху на то, как наши освобождают планету, мне было, во-первых, скучно, а во-вторых, упустить такой шанс — первому «въехать в город на белом коне» — стало бы непростительной глупостью.

Когда передовые отряды подошли вплотную к линии обороны деблокированных имперцев, я приказал подать по армейскому радио специальный сигнал «свои». Шифр сигнала и частоту мне передал Суйюнь, а вот насчёт «поверят или не поверят» требовалось разбираться самостоятельно.

Защитники базы ответили секунд через двадцать: «Необходимо личное подтверждение».