Гас дёрнул щекой, но выкобениваться не стал:
— Понял, командир. Больше не повторится.
— Ну, вот и хорошо…
Всего бывших пленных на Тарсе набралось двадцать три с половиной тысячи. Для полноценного легиона не хватит, но для усиленного армейского корпуса — более чем. Формирование бригад и полков я доверил тем, кто понимал в этом больше меня — вызволенным из неволи офицерам со званиями от капитана и выше. Саму же структуру взял стандартную для Империи, дополнив её лишь воздушно-космической составляющей.
Основу составили две боевые станции: действующая «Тарс-прима» и почти достроенная «Тарс-секунда», подвешенная над другой стороной планеты.
На каждой базировалось по два полка штурм-пехоты, десантному батальону, батальону тяжёлых машин и истребительно-штурмовому крылу. Экипаж одной станции насчитывал около четырёхсот человек, с приданными боевыми частями и подразделениями — около трёх с половиной тысяч.
Ещё два крыла истребителей, всего семьдесят две машины, располагались внизу, на космодроме возле военной базы. Два звена орбитальных перехватчиков (восемь машин) на поверхность не опускались. Онимогли действовать только в космосе и выходили на боевое дежурство попарно, сменяя друг друга каждые сутки и проводя остальную часть времени или в доках, или на «Приме» с «Секундой».
Кроме двух станций в наследство от федератов нам достались два больших корабля: имперский УДК «Скарамуш» и номерной УБК, собственного названия пока не имеющий. Эту оплошность я исправил достаточно быстро, меньше чем через неделю, когда пришёл рапорт от нового командира «звёздного крейсера», где тот докладывал об укомплектовании корабля экипажем и приведении его в соответствие с имперскими нормами. Следом за рапортом в штаб прилетела «бумага» с длиннющим списком инструментов и принадлежностей, требующихся для нормального функционирования звездолёта. Из всего списка меня лично заинтересовал только один пункт, последний. В нём капитан-командор Клаас не требовал, а буквально-таки умолял присвоить его кораблю имя.
Раздумывал я недолго. И «чтобы два раза не вставать», переименовал заодно и захваченную чуть раньше «Алпаку». В итоге, «Алпака» стала «Авророй», а номерной УБК — «Варягом». Ну а чего? Нормальные имена. Заслуженные и пока не засвеченные. На вопрос, что они означают, я отвечал прямо и честно: «На моей Родине ими гордятся». Но спрашивать, где моя настоящая Родина, никто почему-то не пробовал…
На этих двух «крейсерах» моя фантазия не иссякла. После «Авроры» с «Варягом» пришёл черёд и других боевых единиц. Шесть малых ударных кораблей, два из которых были уже достроены, я обозвал корветами и нарёк их довольно простыми для понимания именами: «Бойкий», «Ладный», «Сметливый», «Гневный», «Дерзкий» и «Стерегущий». Вспомогательное инженерное судно получило от меня имя «Нуна», а специальный корабль связи и ГРЭБ — «Миледи».
По поводу двух последних, Гас, услышав названия, долго качал головой, но никаких претензий не высказал. И это понятно. Мало ли в нашей Вселенной похожих имён. Если по каждому выяснять, что да как и нет ли там скрытого смысла, никакой жизни не хватит…
Глава 8
Те подразделения, которые не вошли в «космическую» часть корпуса, составили его наземную группу: бригады зачистки и подавления, штурмовую, бронемобильную, ПВО плюс отдельные батальоны — разведывательный, инженерно-ремонтный, медицинский, военной полиции и связи и ГРЭБ. Как заверяли штабные, для поддержания порядка на Тарсе и защиты от одиночных вторжений извне этого было вполне достаточно.
Я с ними не спорил. Достаточно, так достаточно. Тем более что отношения с местными складывались пока благоприятно, не в пример лучше чем у их прежних «хозяев» из Федерации Ста Планет.
Контакт с первым спикером Всетарсианского Народного Маалуфа сибатуем Думиза́ни приходилось поддерживать лично. Всё-таки первое лицо на планете, а не хухры́-мухры́. Сибатуев калибром поменьше переключил на своих заместителей по экономике и финансам. Там, собственно, и велись основные переговоры по текущему взаимодействию. Нам с Думиза́ни оставалось только документы визировать да поднимать тосты на неизбежных банкетах.
Политическую часть соглашений мы пока оставляли за рамками. Клятву на верность депутаты Маалуфа мне принесли, так что формальным сюзереном планеты я уже стал. Но вот чтобы стать фактическим, требовалось кое-что большее. А именно — закрепление этого статуса на межгосударственном уровне. То есть, чтобы хотя бы одна держава на деле, а не на словах признала меня хозяином Тарса. И произойти это могло не раньше чем через месяц, и не в дебатах в парламентах, а на полях сражений.
Что же касается экономики, тут дела шли, в общем и целом, неплохо.
В счёт прежних долгов и будущих преференций удалось договориться о поставках корпусу продовольствия, медикаментов и прочих невоенных товаров.
Вообще, технологический и промышленный уровень Тарса был ниже имперского. Если использовать земные аналоги, то он соответствовал какой-нибудь «средневзвешенной» южноамериканской стране — вроде всё есть, но до экономически сильных игроков не дотягивает.
Кстати, именно тяга к промышленности и хайтеку сыграла с местными злую шутку. Кредиты и инвестиции им предоставили, космоверфи построили, астероидные добывающие комплексы привезли, однако, увы, всё вместе это оказалось настолько дорого, что поговорка про «сыр в мышеловке» стала для планеты реальностью. И если бы не наша удачная авантюра, остался бы Тарс колонией стопланетников на веки вечные.
Грабить своё новое владение мне было, ясен пень, ни к чему. Но ещё меньше мне хотелось, чтобы местные сели нам на голову. Поэтому эксплуатировать верфи и доки я им не позволил, сами будем с них сливки снимать, когда «изоляция» завершится. А вот рудничные астероиды, наоборот, отдал здешним олигархам в концессию, разделив доли в доходах «пятьдесят на пятьдесят»: половину берите себе, вторая половина — хозяину, то есть, мне. И никакой вам баронской «десятины», как делал на Флоре. Вся прибыль с планеты, как и с концессией, делится пополам, и одна часть идёт на развитие и текущие нужды, а другая — на покрытие долгов перед федератами, то есть, опять же мне, а уж как я буду решать вопросы с внешними кредиторами из ФСП — это моё личное дело.
Условия отнюдь не кабальные. А если сравнить их с теми, что были здесь до меня, то и вообще — сказочные. Тогда, насколько я понял, кредиторы забирали процентов под девяносто, не меньше. Так что сегодня местные элитарии хлопали в ладоши от счастья, надеясь, что им теперь тоже дадут чуток попилить бюджет, а прочие обитатели Тарса облегчённо вздыхали, радуясь, что пояса им придётся затягивать не на две дырки, как обещали, а на одну…
Народные настроения я, кстати, выяснял удалённо, роясь в местной сети — аналоге земного интернета. Соотношение поклонников и противников новой власти выглядело примерно таким же, как и в российских реалиях нулевых и десятых: за — подавляющее большинство. Преимущество диктатуры перед демократией в чистом виде: один «кровопивец» завсегда лучше, чем целая банда «жуликов и воров». Впрочем, как говорил даниста Перекка в мою бытность на Флоре: «Поздравляю. Сегодня ты стал кумиром толпы. Но берегись, парень. Слава — баба капризная…»
Влезать плотно в тарсианские политические реалии я пока не хотел. Становиться кумиром — тоже. Хватало других дел, более важных — военных. И с ними следовало торопиться. Месяц — совсем не тот срок, чтобы почивать на лаврах. Оглянуться не успеешь, а к тебе уже гости пожаловали, да не одни, а с эскадрой.
Хорошо хоть, что гиперсвязь контролировали мы, а не внешние абоненты.
Каждый день генерал Слессор докладывал своему руководству о состоянии дел на Тарсе, сетовал на трудности «изоляции», на туповатых аборигенов, на проблемы с ретрансляторами, а потом отключался ещё на сутки.
Информацию из внешнего космоса мы получали через приёмо-передающий спутник в системе Лиу. Передачи международного головидения, обрывки переговоров, особый канал Торговой Лиги, ленты галактических новостей…